Раджа скучал. Он лежал на своем роскошном ложе, двое верных слуг обмахивали его опахалами из павлиньих перьев, несколько музыкантов услаждали его слух изысканнейшими мелодиями, а танцовщицы старались усладить его глаза изящнейшими телодвижениями. Их обнаженные плечи сверкали в полутьме зала не менее ярко, чем влажные, огромные глаза, но Раджа почти не замечал их, ведь слуг у него было немало, и все они ему надоели. Он скучал. 

Ночью Марии приснился странный сон. Она никогда бы раньше не подумала, что такое может присниться именно ей. Она вдруг увидела во сне старую, почерневшую от времени икону с ликом Христа. Кажется, такие называют "Спасом Нерукотворным", когда-то она слышала такое название от какой-то старушки, но поскольку в церковь не ходила, а дома икон не было, то даже не очень хорошо помнила, как он там изображен. Но все же ей показалось странным, что лицо Христа на этой иконе было полно какого-то глубокого внутреннего страдания, и она увидела даже, как по его щеке скатилась настоящая, живая слеза. Вообще-то, в том, что ей приснился подобный сон, не было бы, в конце концов, ничего удивительного, если бы при этом она не услышала: "Иди," - которое исходило от иконы. И когда она проснулась, а было еще очень рано, то почувствовала, что должна идти...

Пароход покинул порт накануне ночью и сейчас находился в открытом море, а потому, куда ни кинь взор, везде расстилались только море и небо. Казалось, что земли больше не существует, что в мире нет ничего, кроме этого белого парохода, огромного солнца, соленого моря да синего неба. И несколько человек, сидевшие в шезлонгах на верхней палубе, казались единственными живыми существами, сохранившимися в безбрежном мире. Возможно, что сейчас и они думали то же самое, и им уже трудно было представить, что только вчера они были среди родных, у себя дома, и даже почти не думали о предстоящем путешествии, а завтра должны уже были оказаться на том берегу, манящем и неизвестном, берегу, о котором так много говорили, но который и пугал тем, что был им так мало известен. Никто из них не бывал там раньше. Правда, они читали о нем в книгах и газетах, смотрели фильмы в кино и передачи по телевидению. Но так уж сложилось, что, хотя все слышали о нем примерно одно и то же, представляли себе тот берег все по-разному. Каждому хотелось, чтобы он был таким, как они себе его представляли, таким, где каждый из них сумел бы найти то, что искал.

Среди бесконечных миров, разбросанных в беспредельном Космосе, Земля казалась маленькой пылинкой, затерянной в вечности мироздания и ощущавшей себя иной раз падчерицей Пространства. Она давно скорбела о том, что Абсолют все забывает послать ей своей Великий Луч Истины, озаряющий сердца и дарующий бессмертие. Луч, который с нетерпением ждала она уже миллионы лет. Земля боялась, что устанет ждать, и тогда случится самое страшное: когда этот Луч наконец достигнет ее, она его не узнает. И не знала она, что уже многие века Луч Истины, прорезая ослепительным светом пространство, ниспускался на Землю, обращая к землянам свой вечный неслышный зов. Люди, однако, смутно ощущали его и, вздымая к небу руки или обращая к нему свой взор, пытались прислушаться к чему-то, что звало и манило в бездонную высь, к звездам, к тому, что было истинно.
Но подлинного зова этого луча еще не ощутил никто. Мир, казалось, замер в бесконечном ожидании.

​- А правда, что ты сам сочиняешь те сказки, которые нам рассказываешь? - спросил мальчик старого Сказочника.
- Нет, неправда, потому что сказки не сочиняют. Их записывают.
- Как это - записывают? - не понял мальчик.
- Очень просто. Мир вокруг нас живой. В нем все время что-то происходит: то тарелка ссорится с ложкой, то шкаф беседует с диваном, то Луна недовольна Солнцем. Я все это слушаю, наблюдаю и иногда записываю, а потом читаю тебе.
- Но почему же я ничего этого не слышу? - удивился мальчик.
- Потому что никогда не прислушиваешься. Ты занят собою, а ты послушай мир и многое узнаешь. Вот прислушайся, слышишь?
- Что?
- Слышишь, какой в саду переполох? Видно, что-то случилось!

В эту ночь старик проснулся от того, что явственно услышал: "Вставай!", трижды обращенное к нему. Когда он открыл глаза, слово это все еще звучало в его ушах, властно и настойчиво призывая к действию. Он огляделся. В комнате было еще темно, так что нельзя было определить, который час. Но по тому, что небо за окном начало чуть-чуть сереть, он понял, что скоро рассвет. Странное обращение встревожило старика и хотя он все время пытался убедить себя в том, что это только сон, он встал и прошелся по комнате. Все было как всегда: вещи на тех же местах, ничто не нарушало извечной ночной тишины и покоя дома, и только старые часы негромко тикали на стене, да за перегородкой слегка посапывала во сне его белокурая любимица - единственная внучка.